- Я стану воздухом, которым ты дышишь, - едко, кожным зудом отзывалось в подсознании, в мыслях мальчишки, поднимающегося с мокрого пола раздевалки. Слова которые повторялись постоянно, разъедали происходящее и собственное сознание, не давали жить и хоть к чему-то стремиться.

- Я уже задохнулся, - однажды ответил ему Жан, своему капитану команды после очередной выходки, после очередного мессива на лице самого парня. Нил... Едва нащупав деревянную лавочку скользнувшей в воздухе рукой, парень приподнялся и несколько раз моргнул, оглядевшись. Руки подрагивали, он еле обхватил пальцами резинку черных штанов, которые смог натянуть, попытавшись хоть как-то прикрыться после произошедшего. Почему снова Нил?... Ебать твою богу душу мать, Натаниэль, - Моро хотел сплюнуть кровь на пол раздевалки, которая неприятным ощущением скопилась внутри рта после удара одного из нападающих их команды. Но не смог это сделать, слишком свежие воспоминания об их крови на полу. Всех: его, Кевина, Нила, собственной. Жан впервые за нескольких постоянных насилий над членами команды попытался сопротивляться в присутствии Рико, почему-то ему отчаянно не хотелось нарушать ту легкую грань понимания, что Натаниэль не был и никогда не станет Вороном. Почему-то это казалось правильным, хоть вслух парень и утверждал то, что «нужно».

Пока остальные гордо носили форму, Жан лишь равнодушно натягивал ее на тело, даже не помня ни счета, ни количество их побед. Он делал, что нужно, старался не задевать капитана и попросту плыть по течению рядом. Все резко изменилось с того момента, приобрело какой-то цветной оттенок будущего утра (Да блять называйте как хотите. - дышать стало полегче. Как будто уже не лёгкие выплевываешь, а всего лишь сгустки организма), как Морияма накопали на одного задиристого Лиса интересную информацию, очень важную для их японского клана. Моро помнит, как улыбка тогда впервые коснулась уголка его губ. Мальчишка знал, чьей он сын, знал, кому может и должен принадлежать, и все равно смотрел в глаза Рико не так, как остальные. Джостен.

Издали зашумел поток воды, видимо ее включили (включил). Точно. Моро предполагал, что Веснински скорее всего уже давно убрался прочь подальше от этого местечка, раздевалке реально давно стала камерой пыток и ночным кошмаром для всех членов команды. В прочем, не только ночным.

Они переодевались и мылись за секунды, лишь бы поскорее покинуть зловещее помещение с такими же черными стенами, глянцевой плиткой. Это Жану в кошмарах снилась собственная или чужая кровь на стенах, как она капала и стекала по дверцам именных шкафчиков, по выкрашенной масляной краской двери, по чертовому глянцу, который отражался переливами сероватого в свете яркого холодного света освещения.

Лампа пару раз моргнула. Еще недавно команда техников разбиралась с проводкой в раздевалке, крики тренера стояли по всему коридору, многие пятились в стороны. Хреновые были или лампочки, или мозги техников. Моро видел, как они собирали вещи с вахтовой комнаты на следующей утро. На столе лежали подписанные контракты об увольнении.

Жан моргнул несколько раз, приводя замутневшие голубые глаза в порядок и неловко сделав пару шагов в сторону закрытой двери душевой.

В какой момент ему стало жалко парня настолько, что даже смог замешкаться прежде, чем трахнуть его по приказу капитана? В какой момент тот снова стал Нилом, а не неодушевленным Натаниэлем? Пускай не вслух, зато в мыслях. Блять. Жан задышал чаще, снова прикрывая глаза и потирая оба пульсирующих виска. Жуткий тошнотворный ком подкатывал к глотке, норовя вырваться наружу, в прочем так и произошло. Ему пришлось преодолеть расстояние между лавочкой и несколькими раковинами, расположенными вдоль стены. Содержимое итак пустого желудка вместе с желчью оказалось под струей открытого крана. Нихуя. Нихрена это не помогает забыть произошедшее.

Парень утер внешней частью ладони капающую воду со слюной с уголка рта и посмотрел на собственное отражение в небольшом круглом зеркале. Запотевшая стеклянная поверхность не дала рассмотреть всех кровоподтеков и клока вырванных волос сбоку возле уха. Жан машинально потер его, голова итак раскалывалась на миллион осколков. Какая разница на еще одну травму?

- Нил, - с губ болезненным стоном слетело это имя. Он резко осекся, обернулся, словно выпил яду. Это настолько сильно приводило к новым паническим атакам, что жуткий рефлекс искать поблизости капитана въелся на подкорке головного мозга. Жан мучился с собой, с совестью, с желанием дать возможность Нилу побыть одному хоть на несколько минут. Когда ты ушел? Важно ли сейчас, что Моро не почувствовал его выбирающегося тела, когда лишние ребята, державшие по разным сторонам дерзкого Лиса, покинули комнату? Парень несколько секунд помучился с определением, что же будет лучшим решением, образно плюнул на эти рассуждения, на самом деле лишь склонил поникшую голову вниз и двинулся в сторону душевых.

Распахивая дверь, он почти не глядя голыми ступнями прошелся до звука стекающей вниз в водосток, воды. Где-то пары секунд хватило, чтобы ноги не выдержали, колени задрожали, хрустнули, отдавшись характерным звуком, неприятных эхом о стены, и Моро упал на мокрый пол. Почти не видя ничего перед собой, он только был в состоянии нащупать голени Нила и сжать их руками, а после отпустить. Это дало возможность вздохнуть. Живой. Конечно, Жан понимал, что Нил не из тех, кто покончит жизнь самоубийством, даже после прилюдного изнасилования. Однако, Моро привык это видеть и даже делать, даже самим быть несколько раз на месте Джостена. И Боги, как он старался такого не допустить с этим пареньком. Чистым. И добрым, как спустя несколько дней показалось самому защитнику Воронов. Некогда Жан прочитал в книжке по футболу, что защитники они все такие, как он сам. Либо парень хотел верить в то, что есть еще на свете люди, которые не умели давать отпор. Что защитники тихие, неприметные, но выносливые игроки. Конечно, мир знал и других. Но это вера в похожих себе заставляла Жана шевелиться, ежедневно вставать с постели в Вороньем Гнезде.

- Neil, je suis désolé*, - впервые не Натаниэль, впервые слова извинения за много лет, искренние и жуткие, шепотом слетевшие на родном языке Жана. Он не поднимал подбородка, ему в голову не приходило посмотреть в глаза бойкому нападающему. - Тебя никогда не разрушат, - Моро привычным движением обвел старые шрамы вместе с новыми, покрывавшими даже ступни и голени Джостена. На новых рубцах, едва начавших заживать на коже, Моро остановился особо пристально, проверяя каждый на гной. Большим пальцем он осторожно водил по тем местам, где появлялись рассеченные раны от трости тренера Мориямы. Тогда впервые Натаниэль получил не за свой язык, а из-за пропустившего мяч на тренировке, Жана. Моро даже не отворачивался, внимательно смотрел на резкие кровавые раны, только нервно выгибая пальцы от неприятного звука. За годы жизни в Воронах, их защитник многому научился: хранить медицинские нити с иглой под ножкой кровати в небольшом бумажном свертке, например. Периодически их личные вещи вытряхивали на всеобщее обозрение и если кому-то что-то не нравилось, это или сжигали, или попросту утилизировали. Никто бы не дал иметь парню медицинскую иголку. Ни один врач команды не поможет Нилу, пока это не разрешит сделать тренер. Каждый умел замечать в этом замке только то, что ему было приказано. Но Жан так и не научился быть абсолютно равнодушным. Так и оставался сломанным и бракованным для этой команды. И после ухода Кевина, Рико "разумным" образом сбросил всю ярость и бешеных черных собак своей душонки на игрока, которого так и не смог воспитать должным образом. Жан был или слишком покорным, или слишком индифферентным. А пластиковых кукол рано или поздно ждала воняющая помойка, а не светлое богатое будущее.

Тогда Моро понял, сглатывая слюну по саднящему горлу, что Кевин не вернется. А его самого спишут в проигравшие. Смирился.

Жизнь дважды надрывно проскулила и ухватилась за нити ебучей судьбы: первый раз, когда Жан позволил себе влюбиться в своего напарника - Кевина; второй - когда тоже самое начало просыпаться к Нилу. Сука, в какой момент это произошло?! Миллиарды раз задавая себе этот вопрос по утрам, Жан стискивал челюсть и принимал абсолютно ледяной душ, пока губы не превращались в синеву. Трижды он ловил себя на мысли, что Нил касается плечом тела парня, откинувшись назад, пока Моро ловко зашивал чертовы раны, и трижды Джостен вздрагивал от ледяных рук и запястий Моро. Кто-то мучил себя кипятком, забываясь в нем, кто-то пытался отморозить себе кожу.

Штаны окончательно промокли, но он все еще не смотрел, даже не держался за парня. До боли хотел увидеть его яркие глаза и не делал этого.
- Я бы сказал, что у тебя есть время прийти в себя, но его нет, Нил, - и снова это имя, снова дрогнувший голос и едва различимый шепот имени, которое не разрешалось произносить.

Я готов проклясть себя миллионы раз, что ничего не сделал. Я готов ненавидеть себя каждый вздох, что позволил себе влюбиться в тебя. Я готов кричать, срывать связки до хрипоты, что не хочу тебя отдавать ему.

*"Нил, извини меня"